Степан Арефин (1922 — 2006). «Натюрморты»

…Так сложилось, что настоящая известность пришла к приморскому художнику Степану Арефину уже в очень зрелом возрасте. Искусствоведы, коллекционеры, зрители увидели в его натюрмортах ту подлинную, осязаемую силу реалистической живописи, которая производит почти гипнотическое воздействие: как можно написать свечу, чтобы появилось ощущение тепла от её пламени? Степан Фёдорович испытывал гордость и одновременно сомнение в своих силах: можно ли сделать лучше? Хватает ли мастерства? Удаcтся ли восполнить те годы, когда главной была не кисть, а театральные подмостки? Сомнения следует отнести к свойству натуры настоящего художника, который идет тернистым путём к истине, а отнюдь не к качеству его работы.

Уже ранние произведения Степана Арефина были высоко оценены. Он любил вспоминать, как его «Белую сирень», написанную в первые послевоенные годы, приобрёл Дальневосточный художественный музей. Трепещущие пышные гроздья символизировали саму жизнь, которая была подарена художнику не для боев, а для одной из самых мирных и прекрасных профессий. Символично, что в канун празднования 60-летия Победы в Великой Отечественной войне Степан Фёдорович получил из Дальневосточного музея фоторепродукцию той самой «Сирени», как памятную весточку из того времени, когда живопись стала его страстью.

Он выбрал её ещё мальчишкой, вспоминал, как мчался через весь Уссурийск, в котором прошло его детство, в магазин за красками. Ещё одно воспоминание, как вспышка: молодой художник на перроне, вот-вот подадут поезд, чтобы отправить на фронт. И вдруг его находят: предписание — остаться в штабе Дальневосточного округа.

Он много работал, оправдывая такой поворот судьбы. Список художественных произведений, представленных на выставках в 1960-70-е годы в Москве, в Сибири и на Дальнем Востоке, насчитывает несколько десятков работ: портреты, жанровые полотна, пейзажи. Закончивший курсы военных художников, Арефин совершенствовал своё мастерство в Доме творчества «Академическая дача им. И.Е. Репина», сверяясь с такими мастерами, как В. Гаврилов, Н. Грицай, А. Бубнов. У маститых живописцев брал не только профессиональные уроки, но в первую очередь пример беззаветного служения своему делу, которым Степан Фёдорович удивлял не одно поколение приморских художников.

Не смотря на то, что пик активной работы в живописи пришёлся на шестидесятые, когда воспевались героические будни строителей, покорителей новых земель, Арефин сохранил некую камерную ноту. Его «Тропинка в лесу», «Миндаль в Приморье», «Приморская рожь», «Девушка за книгой», «Мелодия (портрет брата)», портреты художника Ромашкина, актрисы Георгиевской, врача Малышева говествовали прежде всего о красоте жизни, где есть место и любимому делу, и размышлениям о вечных истинах.

В последние годы Арефин ушёл от больших живописных работ. Натюрморт занял главенствующее место в его творчестве:

— Истосковались мы по интимному, — размышлял Степан Фёдорович. — Не случайно ведь так популярен сегодня натюрморт. Когда-то были огромные полотна — китобои, корабли в заливе, стройки века. Сейчас мы возвращаемся к живому, к природе.

Но если вдуматься, недавние слова — лишь продолжение той творческой линии, что начата была более полувека назад. Степан Арефин считал, что реализм вечен и не подвержен моде, живёт, не уступая новым течениям, а лишь обогащаясь от них. Почитал импрессионистов за то, что те «в буквальном смысле просветили живопись, насытив её цветом и светом». И кто знает, как сложилась бы жизнь приморского живописца, довольно рано заявившего о своем таланте на столичных выставках, не прими он предложения оформить спектакль.

Сколько было их поставлено с его участием, Степан Фёдорович и сам не вспомнил бы. Об этом скажет репертуарный лист, где значатся авторы: Шекспир, Гоголь, Тургенев, Горький, Чехов, Булгаков, Арбузов и десятки других имен. Более 200 спектаклей. Неувядающая классика, оперные постановки, современные пьесы — ни один сюжет не состоится, если нет соответствующей «обложки». Арефин в этом преуспел, хотя труд художника-постановщика страшно неблагодарен, спектакль прекратил свою жизнь — и разобраны декорации.

Театральная жизнь Степана Федоровича началась неожиданно для него самого. Он жил в Уссурийске, активно занимался живописью, участвовал в зональных, республиканских, всесоюзных выставках, был уже членом Союза художников России, много времени отдавал общественной работе в Уссурийском союзе художников (на 60-летии Уссурийского отделения СХР тепло вспоминали своего коллегу). Его попросили оформить спектакль в местном драматическом театре «Как поживаешь, парень?» Интереса ради согласился. И пропал: театр, в котором есть место и ежедневному наблюдению за коллизиями воплощения авторского замысла, и собственному творчеству, увлекла на долгие годы. Натан Басин, возглавлявший тогда театр им. М. Горького, пригласил художника во Владивосток.

— И началась вторая жизнь, — вспоминал Степан Фёдорович. — Времени на мастерскую почти не осталось, соответственно, и выставки делать перестал.

В театре его любили. И почитали. За то, что всё знал про каждый штрих в декорации, каждый гвоздь, штудировал пьесы, изучал эпохи, нравы, костюмы, вживаясь в чужое время, в чужие судьбы и характеры. И вряд ли кто поверит, что он пришёл работать в театр, не зная, чем кулисы отличаются от падуги (горизонтальный занавес — примечание автора). 25 лет прошло в театре им. М. Горького. Там отмечали его 75-летие, оттуда он ушёл в свою мастерскую. А если точнее, вернулся к живописи, которой и хранил верность до последних дней. Он хотел ещё много успеть, задумчиво роняя иногда: «С ярмарки еду…». И потому застать его в мастерской можно было и в будни, и в выходные. Он всегда находил время для беседы. Истории Арефина — подлинные истории из жизни — отразили историю страны, Приморского края, в которую семья Арефиных вписала славные страницы, и историю удивительного художника и человека.