Галерея «PORTMAY»: Рождественский вернисаж «В поисках изумрудов», 18 декабря 2009 года — 31 января 2010 года

На ёлке у художников

И все утро яркие и чистые
Буду видеть краски в вышине,
И до полдня будут серебристые
Хризантемы на моем окне.
Иван Бунин

Дары, что принесли волхвы, пришедшие вслед за Вифлеемской звездой поклониться младенцу, навсегда остались чудесным символом Рождества. А сам этот библейский сюжет подношения даров стал одним из наиболее любимых и значимых в мировом искусстве, начиная с византийских икон, фресок Джотто и вплоть до наших дней. Есть в неожиданном появлении восточных волхвов у яслей с младенцем, в их таинственных дарах, что-то необъяснимо притягательное, какое-то предчувствие счастливого открытия и обретения. Наверное, каждый из нас переживал этот праздник ожидания праздника, уж в детстве-то наверняка. Собственно, и рождественские подарки под новогодней елкой, которых дети ждут с замиранием сердца, с восторгом, которого в зрелые годы, увы, мы уже лишены, и есть дары волхвов, продолжение чуда.

Впрочем, и для нас, погруженных в прозу современной жизни, дверь, ведущая к радостям Рождества, вовсе не закрыта. У праздника много дорог, и одна из них ведет в галерею PORTMAY, где вот уже в четвертый раз проходит Рождественский вернисаж. И если волхвы Балтазар, Гаспар и Мельхиор принесли в дар золото, ладан и смирну, то приморские художники приготовили к празднику новые живописные и графические работы. Ведь эта выставка и есть ёлка с дарами, которую они устроили для всех любителей искусства. И Белый ангел Рюрика Тушкина из его одноименной картины, пожалуй, может послужить добрым проводником на вернисаже, нужно только довериться ему.

Дело в том, что в экспозиции тоже таится немало чудесного, загадочного, а подчас и просто незнакомого, но вместе с тем волнующего и радостного. Не для того ли и существуют праздничные маскарады и карнавалы, чтобы на какое-то время преобразить окружающий привычный мир, сорвать с него покров обыденности, чтобы вдруг обнаружить под ним невиданные ранее цвета и пространства, иные небеса и другие пейзажи... Как, например, это происходит в большом сверкающем полотне Ильи Бутусова «В поисках изумрудов». Надо сказать, что творчество этого автора вообще сродни ювелирному делу: в своих абстрактных работах он замораживает предметные формы до голубого звона, а затем разбивает их вдребезги, чтобы из осколков создать новую мозаику, словно претворяя в живопись стихотворение Ивана Бунина, посвященное перстню:

Рубины мрачные цвели, чернели в нем,
Внутри пурпурно-кровяные,
Алмазы вспыхивали розовым огнем,
Дробясь, как слезы ледяные.
Бесценными играл заветный перстень мой,
Но затаенными лучами:
Так светит и горит сокрытый полутьмой
Старинный образ в царском храме.

Но сразу же надо сказать, что, как и в прежние годы, Рождественский вернисаж состоит из двух частей: первая представляет произведения, которые можно назвать реалистическими, а вторая — это работы авторов, чье творчество связано с самыми различными направлениями современного искусства — от магического реализма до чистой абстракции.

И, пожалуй, Николая Большакова можно с полным правом определить как верного наследника живописных традиций. Его картина «Тихий вечер», наполненная светом осеннего заката, элегической грустью родного пейзажа, рождает светлое воспоминание об отечественном искусстве даже не прошлого, а девятнадцатого века. А большое полотно Сергея Герасимова «Русское поле», выполненное с мастерством истинного реалиста, хотя и с фантазией в организации сюжета и построении композиции, претворяет эту нашу русскую ностальгию в глубокий философский образ — прямо в мастерской начинается необозримое поле под высокими небесами, у кромки которого стоит мольберт с белым загрунтованным холстом, ждущим первого прикосновения кисти. И вполне возможно, что на этом холсте как раз и был написан зимний пейзаж Маши Холмогоровой «Январь», проникнутый сиянием белого снега, свистом поземки и шорохом высокой сухой травы. Серебряным воздухом зимы дышат и графические листы Владимира Олейникова, который тонко использует нетронутый фон бумаги и прозрачные свойства акварели, чтобы создать кристальный свет зимних приморских дней.

Поразительно красив белый цвет в работе Вениамина Гончаренко «Натюрморт с чайником». Но здесь он насыщен оттенками голубого, розового, сиреневого, что выгодно подчеркивают бутоны роз, узорная скатерть и сам расписной, украшенный сочными цветами чайник. Вообще, представленные на выставке картины этого мастера, — это словно метафора самого праздника Рождества, живопись, рождающая радость сама по себе. Эту роскошь глубокого цвета несут в себе и гауши Валентины Арзамазовой. Охристый собор осеннего леса, оранжевая копна сена на опушке, деревенский двор, на который пролилась густая синева приморского октября, — все эти простые сюжеты претворены автором в живопись, которая не копирует природу, не отображает ее и не подражает ей, она самодостаточна. Скорее, эти работы перекликаются с бунинскими классическими строчками из его стихотворения «Листопад»:

Лес, точно терем расписной,
Лиловый, золотой, багряный,
Веселой, пестрою стеной
Стоит над светлою поляной.
Березы желтою резьбой
Блестят в лазури голубой...

Таким же наплывом света и цвета с преобладанием густого зеленого и плотного желтого переливается и работа Ольги Шапрановой «Осень».

Надо отметить, что ностальгические мотивы, очень личные, прочувствованные, проявились на вернисаже, словно вызванные к жизни самим праздником Рождества, который освещает детство каждого, а потом хранится в памяти как, может быть, самое дорогое сокровище. И картина Анны Щеголевой «Автопортрет из детства», написанная мягко, пластично, на мой взгляд, самая обаятельная рождественская сказка этой выставки. В облике неловкой застенчивой деревенской девочки с букетиком в руке, в ее подружке — козе с сиреневыми ушками, глазами и губами, что стоит вровень с героиней, доверчиво обернувшись к ней, мерцает и согревает что-то кровное сердцу любого из нас, потому что все мы родом из детства. И все мы родом из России, которая, такое ощущение, спряталась или растворилась в лиловой врубелевской перспективе этой замечательной картины.

Было бы удивительно, а точнее, скучновато, если бы на Рождественском вернисаже обошлось без маскарада и озорства, как в смысле сюжетов, так и в плане их художественного воплощения. В таком случае праздник явно бы не удался, но экспериментаторов, сюрреалистов и шутников в приморском искусстве сегодня хватает, выписывать нет нужды. Веселый рисовальщик и блестящий живописец Владимир Погребняк, как всегда, превращает самые заурядные, казалось бы, эпизоды жизни в гротескные, анекдотичные, карнавальные по своей художественной сути картины. Это может быть ошалевший от клева красный рыбак на черном льду, а может быть и встреча каких-то невообразимых обнявшихся персонажей, не исключено, что любовников. В работах этого художника все возможно. (Такую творческую свободу и кураж порождает напиток под названием «Ёрш» или «Коктейль Есенина», то есть смесь пива и водки.)

Все возможно, впрочем, и в графике Александра Киряхно, работа которого «Желание» способна при первом взгляде едва ли не шокировать вольным эротическим мотивом, а затем властно приковать внимание смелостью и молниеностностью рисунка. Столь же мощной экспрессией линии и цвета отличается живописное полотно Евгения Макеева из серии «Клаустрофобия», где сплетенные тела на фактурном серо-голубом фоне буквально излучают эротическую энергию. Живописный темперамент хорошо ощутим и в работе Владимира Старовойтова из серии, посвященной оркестрантам. Его играющий на фаготе музыкант написан словно и не кистью, а ритмическими цветными волнами. Ну а коль случился весь этот джаз, то в нем органично выступает и такой изобретательный и точный в каждой линии рисовальщик как Валерий Ненаживин, впервые представивший на Рождественском вернисаже свои живописные произведения из серии «Сцена». (На столь вдохновенные импровизации, как показывает опыт, способна подвигнуть небольшая фляжка не очень-то качественного, но вполне безумного коньяка «Кёнигсберг» или «Старый город», которую необходимо сопроводить несколькими дольками лимона.)

Целое рождественское окно, то есть именно оконную раму с расписанным стеклом принес на елку Андрей Обманец, художник, надо сказать, вообще склонный в своем творчестве к ироничной игре и выдумке. По сути, он представил сценки и пейзажи, которые можно увидеть из окон Владивостока, или, наоборот, в самих окнах, особенно рождественских. Вот, например, одна из них, представляющая собой веселую компанию из поддатого мужичка и его кота-собутыльника, что гуляют в картине Екатерины Кравцовой «Напополам». А можно, кстати, задрать голову к рождественскому небу и обнаружить там порвавшего цепи земного притяжения и взлетевшего к звездам персонажа из работы Всеволода Мечковского «Млечный путь». Да и как не взлететь, если млечный путь оставляет головокружительная и необъятная грудь небесной женщины. (Полетам в межзвездном пространстве хорошо способствует ледяная водка, если ее пить прямо на улице под скрип снега и непременные кусочки розового толстого сала, причем без хлеба.)

Совсем в иное путешествие приглашает зрителя Юрий Аксенов, на сей раз оставивший свои разгульные лубочные забавы ради таинственных экзотических миров. Его картина «Страна орхидей» действительно оставляет гипнотическое ощущение ирреальности, словно заглянув в, казалось бы, обычный камин, ты в какой-то момент, например, в рождественскую ночь, можешь лицом к лицу столкнуться с фантастическим лесом орхидей и встретиться глазами с затаившейся в зарослях черной пантерой. (Эти сверкающие как антрацит мистические звери нередко приходят в ярких снах после употребления «Северного сияния», то есть смеси шампанского и водки.)

Где-то в пространстве рождественских снов возникла и картина Олега Подскочина со столь характерной для его магического реализма живописной метафорой, когда на одном холсте сочетаются неожиданные предметы, персонажи, явления, причем из разных культур и эпох. В этой работе средневековые рыцари возвышаются над памятными многим владивостокцам заснеженными земляными слонами, которые в летнее время прорастали посаженными на них цветами, лютиками такими. В девяностых годах эти сюрреалистические существа, изготовленные китайцами, стояли в районе сегодняшней Семеновской площади, а затем ближе к набережной. Теперь слонов нет, но они время от времени появляются в работах этого автора, написанных рассыпчатым мягким мазком в сумрачных бело-коричневых тонах, которые оставляют чувство философской печали, тоски, как говорил Осип Мандельштам, по мировой культуре. (Обычно приступы подобной мировой скорби, weltschmerz, как говорили немецкие романтики, случаются после пары стаканов «кровавой Мэри», то есть смеси водки и томатного сока.)

Подбор абстрактных произведений на нынешнем Рождественском вернисаже как никогда обширен и весьма впечатляет разнообразием индивидуальных стилей. Работы Геннадия Омельченко, который все глубже погружается в глубины мирового опыта беспредметного искусства, чтобы найти в некотором роде формулы абсолютной живописи, отличаются чистотой и ясностью композиции, музыкальным звучанием всего строя произведения. Его изумрудная «Архитектоника живописи» и красно-желтая «Композиция № 8» одновременно и случайны и математически точны, как морозный узор на рождественском окне, сквозь который проникает идущий изнутри свет. В этом смысле абстракции Валерия Шапранова из его серии «Безграничное число» более стихийны, свободны, в них живет внезапная красота и энергия интуитивного движения чувства и кисти. И уж совсем алогичная поэзия, хаос живущей собственной, независимой жизнью линии, царят в картине Лили Зинатулиной, где мир рассыпается на цветные реснички, завитки, значки, намеки. (Такое ощущение невыносимой легкости бытия вполне может быть достигнуто с помощью нескольких бокалов хереса или мадеры марки «Массандра».)

Вечерние, с матовым приглушенным свечением абстрактные графические листы Федора Морозова из серии «Карнавал» столь же притягательны и загадочны, как кружение неизвестных масок на рождественском балу. Но настоящий провал в зазеркалье рождественского праздника можно испытать, остановившись перед большими полотнами Сергея Дробнохода «В поисках сна» и «Осеннее путешествие». Утонченная живопись автора увлекает и затягивает не только ритмом приливов и отливов цветовых пятен, игрой контуров и силуэтов, чувственными метаморфозами цвета, но и пространствами — океанскими и небесными, что вдруг приоткрываются в изменчивой композиции этих произведений:

Только бы видеть тебя, умирающий в золоте месяц,
Золотом блещущий снег, легкие тени берез
И самоцветы небес: янтарно-зеленый Юпитер,
Сириус, дерзкий сапфир, синим горящий огнем,
Альдебарана рубин, алмазную цепь Ориона
И уходящий в моря призрак сребристый — Арго.
(Иван Бунин)

(В цветные метафизические путешествия случается, хотя и не всегда, отправляет изрядная порция текилы. Впрочем, возможен и вариант: хорошо очищенный и настоянный на кедровых орешках шестидесятипятиградусный самогон.)

Почти тридцать художников участвуют в Рождественском вернисаже «В поисках изумрудов», где представлено порядка пятидесяти произведений. И в целом экспозиция создает довольно полную панораму сегодняшнего искусства Приморья, пожалуй, наиболее значительного, интересного и современного во всем регионе Дальнего Востока. И пусть этот рождественский праздник, созданный в уходящем году художниками, оставит в вашей памяти и жизни отблеск подлинной радости этого мира, который вновь и вновь рождается на листе бумаги или холсте.