Галерея «PORTMAY»: «Хорошо сидим», 24 апреля — 25 мая 2009 года

Человек со стаканом.
Водка и застолье в русской жизни. Коллективная выставка живописи, графики, фото, видео

Захожу, разгоняя туман.
Мать честная! Знакомые лица.
И гуляет по кругу стакан,
И сидит на стакане девица.
Юрий Кузнецов

Есть выражение, знакомое до дрожи в руках каждому пьющему русскому человеку, будь он моряк, автослесарь или художник: с утра выпил — весь день свободен. Фраза гениальная по краткости, иронии и по глубине заключенной в ней правды. И главное здесь слово — свобода. Ну вот по столечко — показывает пальцами бес в облике матроса, припрятавший на палубе бутылку, в лукавой картинке Виктора Серова «С утра по чуть-чуть». Сразу видно, что и художник, и матрос понимают, как житель из края родных осин жаждет освобождения — от похмелья, извечного чувства вины, опостылевшей работы, от начальства, семьи, соседей, климата, власти, страны. И, наконец, от себя самого, пьющего.

Собственно, сформулировал это желание свободы, как всегда, еще Пушкин:

Я люблю вечерний пир,
Где веселье председатель,
А свобода, мой кумир,
За столом законодатель...

И, оглядываясь на русскую историю, на историю русского пьянства, внезапно начинаешь понимать, что иной свободы, кроме той, что явилась народу в образе водки и застолий — от студенческих за три копейки до православных и советских, когда гудели деревнями, уездами, районами и городами, подсчитывая потом убытки, нам, похоже, пока что увидеть не удалось. Да и зачем нам свобода, представленная в системе политических, экономических или там общественных отношений? Разве этим утешится русская душа, устремленная если не к Богу, то к дьяволу, если не в трагические бездны человеческого духа, то уж наверняка в бесконечность вселенной. Свободы здесь и сейчас, свободы как праздника, чуда и преображения — вот чего осознанно или бессознательно по причине уже выпитого желал любой гуляка, сжимавший в руке дореволюционную чарку или советский граненый стакан. Иван Бунин, чутко воспринимавший все вибрации русской души, писал: «Ах, эта вечная русская потребность праздника! Как чувственны мы, как жаждем упоения жизнью, — не просто наслаждения, а именно упоения, — как тянет нас к постоянному хмелю, к запою, как скучны нам будни и планомерный труд!»

В советские времена взаимоотношения с водкой стали, пожалуй, еще более тесными и интимными, чем ранее, приобрели черты пожизненной любви. Где же еще было искать прибежища русской душе, взыскующей свободы и грез, — не в трудовом же коллективе, не в парткоме и не в спальне, где притаилась раздраженная жена. Воздушный шар, наполненный волшебной, летучей смесью перегара, поднимал человека со стаканом над мерзостью обыденной жизни и уносил за пределы всего, в том числе и пресловутого «железного занавеса». Как это и происходит в стихах Сергея Гандлевского:

В ларьке чудовищная баба
Дает «Молдавского» прорабу.
Смиряя свистопляску рук,
Он выпил, скорчился — и вдруг
Над табором советской власти
Легко взмывает и летит,
Печальным демоном глядит
И алчет африканской страсти.
Есть, правда, трезвенники, но
Они, как правило, говно.

Надо ли говорить, насколько отчаянно, не щадя себя и других, пробивались к идеалу духовной свободы люди творческих занятий — поэты, музыканты, актеры, художники, вообще, юродивые, мечтатели и бунтари всех мастей, которых нестерпимо оскорбляло и ранило любое соприкосновение с трезвой действительностью. Сколько их, идеалистов и романтиков, пало на этом русско-советском пути, вехи которого отмечены ведрами хлебного вина, то есть водки, пирамидами старинных штофов и графинов, обелисками советских бутылок с этикетками «Московская», «Столичная», «Зверобой», «Вермут», «Портвейн 777», «Солнцедар»...

В советскую эпоху, особенно на ее излете, пьянствовать водку стало делом чести, совести и ума. Такое впечатление, что советская власть просто-напросто была пропита народом. Бог знает, с умыслом или без. Водка как явление русской жизни, по своей духовной и культурной значимости, по противостоящей любой власти и каждому режиму энергии сопоставимая разве что с православием, в сознании и творчестве поэтов и художников стала приобретать очертания символа, некоего кода русской жизни. Способствовало этому и появление легендарных гениев пьянства, к примеру, того же Венедикта Ерофеева, автора бессмертной поэмы «Москва — Петушки», Высоцкого, или московского художника Анатолия Зверева, вечного юродивого скитальца по чужим углам, где он за рюмку создавал шедевры, смиренно принимая судьбу алкоголика и художника как единственно достойный путь в современной России. Так все отчетливей стала проявляться тема водки и пьющего человека в русском искусстве и культуре в целом.

Настоящий переворот в художественной жизни в этом смысле еще в восьмидесятых годах прошлого века осуществили знаменитые ныне питерские художники-митьки. Они создали родной до боли образ беспробудно пьющего художника в тельнике и телогреечке с бутылкой портвейна в руке, любящего родину в любом ее виде, исповедующего христианское смирение и принимающего советскую жизнь со всем ее добром и кошмарами, жалостливого ко всем живым существам, — от пьяных революционных матросов семнадцатого года до дворовой собачки. Митьки одухотворили русское пьянство, очеловечили и одомашнили его, поставили на пьедестал и воспели в своих живописных и литературных произведениях:

Все дала мне власть Советская:
Два фугаса портвешка,
Веселись, душа митьковская,
Пей, геройская башка!

А создав пьяный митьковский миф, сотворили новый — дружно завязали, поскольку поняли, что дальнейшее пьянство просто несовместимо с жизнью:

Хватит пить, братушки, водку,
Дайте нам воды простой —
Мы от водки не пьянеем,
Только мучимся башкой!

Митьковский кураж царит и на выставке «Хорошо сидим». Народная картинка Серова «Тихая ночь» из серии «Помни, моряк не обманет!», живописующая деликатно сидящих за столиком с белой скатертью и праздничной бутылкой матроса и девушку на фоне вечернего залива, пробуждает не только ностальгию по советским временам, но и память о горчащих водкой поцелуях и слезах первой любви, увы, обманутой. А еще эти голубки, держащие над головами влюбленных свадебную гирлянду, светлый месяц над лунной дорожкой... Что вы!

Столь же митьковскими предстают на выставке и работы Андрея Обманца. Его большая картина «Русский акцент», сверкающая созвездием водки, по сути, и есть образ русского космоса. Митьковская искренность продиктовала автору и композицию, и идею картины — белые, синие и красные ряды ценников, расположенных рядами на горлышках бутылок, являют нам российский флаг во всем его великолепии. Чего тут больше — иронии, пьяных мечтаний, как в другой работе Обманца — «Post scriptum», где спит поверженный «Капитанским ромом» владивостокского производства морячок, пускающий во сне бумажные кораблики, или по-митьковски понятого патриотизма — трудно сказать. Скорее, всего понемногу. Хотя подозреваю, что автор прямо говорит зрителям: флаг вам в руки! Ну что тут ответишь: спасибо, братушка.

У нас ведь как — разделил с первым встречным выпивку — и вы уже братушки друг другу. Подобные братушки, а точнее, наверное, будет сказать, братки, угощаются пивом в работе Владимира Погребняка «Хорошо сидим». Судя по прикиду пивных друзей и скудному интерьеру, они в прямом смысле сидят. Хотя и действительно не плохо — с пивом, да и хвост рыбки на краю стола обнаруживается. Добрая усмешка, всегда сопровождающая творчество этого автора, способна порой проявляться самым эксцентричным и язвительным образом, как, например, в работе «На двоих», где два крепко выпивших персонажа вдруг предстают в образе фантастических крокодильчиков. Причем один зеленый, а другой красный, но это уже, видимо, зависит от душевного состояния каждого, а может, от политических убеждений.

А вообще, именно дух советского пьянства, его ритуалы и мифология, пожалуй, определяют общий настрой и сюжеты экспозиции, причем это касается работ, созданных как в советское, так и в постсоветское время. Справедливо: наряду с советскими космонавтами и балеринами, русские пьяницы стали предметом почти национальной гордости, объектом пристального художественного внимания, можно сказать, поднялись вровень с Рабочим и Колхозницей Веры Мухиной. И монументальная картина Фернана Зинатулина «Друзья» из серии «Окраина» тому яркое подтверждение. Суровые лица этих троих советских мужчин, чьи мозолистые руки способны держать только строительный инструмент или граненый стакан (опять же — творение скульптора Мухиной), и во сне не забудешь. Это произведение одно из самых известных и характерных для автора, которого всегда отличало умение тонко использовать советский шаблон, наполняя его иронией, но такой, где нет высокомерия, а есть глубокое понимание неписаных законов советской жизни, ее пьяной сущности, но братских отношений.

Хорошо смотрится в советском контексте и работа Александра Суслова «Художники на БАМе» — выразительное свидетельство не только эпохи, но и способа существования художников в любые времена, что бы не происходило за окном мастерской, — полет Гагарина в космос, военный конфликт с китайцами на острове Даманский, строительство БАМа, гласность и перестройка, дефолт 1998 года или просто очередной инсульт власти... Примечательно, что мирно выпивающие художники, коротающие зимний таежный вечер за бутылкой водки и банкой какой-нибудь кильки в томате, — это наши земляки, живописцы из Владивостока — Владимир Цой и сам автор, которые работали и поддавали в творческой командировке на БАМе. Так в охотку и в радость на фоне маяка в Сидеми опрокидывает стопку приморский живописец в работе Анны Щеголевой «Художник на пленэре», так осенним вечером на острове Попова принимают на грудь, поют и спорят об искусстве художники в ее же картине «Август, луна и сверчок». Дай им Бог и дальше здоровья, новых пленэров и свежих работ.

А вот графика Всеволода Мечковского во все времена была связана творческой пуповиной с современной русской жизнью, будь это эпоха безумных по своей бессмысленности советских лозунгов, или постсоветские времена, когда из-под рухнувших плакатов, призывов и портретов членов Политбюро выползли новые русские такого обличья, что и Гоголю Николаю Васильевичу не снились. В работах Мечковского предстают вечные наши типажи, архетипы русской пьяной жизни, постепенно переходящей в оргию, как, например, в работе «Мир, труд, май». И они живее всех живых, устраивает это нас или нет. Таковы, например, его герои алкогольного фронта из серии «Стакановец», или двое мужичков, укрывшихся в одной из арок Миллионки в ожидании третьего с бутылкой, или трое разливающих граждан, осененных благословением то ли родины-матери, то ли ангела, покровителя русских пьяниц.

И если фантастика с оттенком сюрреализма в работах Мечковского только помогает автору проявить их социальную остроту, почти сатирическую направленность, то во многих произведениях экспозиции распускаются небывалые, сказочные цветы алкогольной фантазии. Поражают своим буйным воображением, народным юмором и разгульным колоритом лубочные картины Юрия Аксенова, где на одной пьяной карусели вертятся молодцы в кумачовых рубахах, бабы в лаптях, солдаты с бутылями самогона, разудалые балалаечники, домовые и даже еврей в традиционной жилетке — широко веселится русский народ, ничего не скажешь.

Творцами собственных мифов вновь выступают Лидия Козьмина и Олег Подскочин, произведения их индивидуальны по стилю, мгновенно узнаваемы, но всякий раз неожиданны и по теме, и по ее художественному воплощению. В своей «Свадьбе в Малиновке» Лидия каким-то волшебным образом соединяет элементы индийской культуры с русской сказкой. И перед зрителем разворачивается сюжет свадебного пиршества в тридевятом государстве, где влюбленный жених индийской наружности подносит нежной невесте ритуальную чарку с вином, обещая ей, видимо, царские наслаждения. А за длинным столом, украшенным гигантской свиной головой, празднует народ, который всегда сказку сделает былью, если есть под рукой вино и водка. Ну а если их нет, тогда наступает время сюжета из картины Подскочина, которая называется «Алхимия самогоноварения». Средневековая сумрачная лаборатория, где в окружении загадочных колб и реторт возникает фигура монаха-алхимика, вызывающего из тьмы сам дух алкоголя — spiritus, явно обещает нам не столько полеты, веселье и сказку, сколько нисхождение в тягостные глубины алкогольных видений, общение с теми силами и существами, до свидания с которыми не всякий допьется.

И графические листы Ильяса Зинатулина из серии «Русский суицидальный герметизм», похоже, лично пережитый и отлившийся в выразительную художественную форму опыт подобных путешествий. Серия концептуальна по своему смысловому и графическому решению и строится на мистических символах, знаках, в целом отражающих русское мироощущение, пейзаж, культуру, философию и гибельное стремление художника лично заглянуть в бездну, встретиться с ней лицом к лицу. Я имею в виду главные действующие лица его графики — луну, колодец, колодезное ведро, бутылку водки, топор, веревочную петлю, железные цепи. Своего рода ночная вселенная русского человека, из притяжения которой ему бы и не вырваться, если бы не энергия творчества, преображающая пьяное безумство в чистое искусство. Вот почему листы Ильяса, несмотря на мрачную поэзию образов, исполнены графического изящества и красоты. Что свойственно и работе Лили Зинатулиной «Метафизический натюрморт», где в сюрреалистический набор предметов разрушенного, разъятого мира включена и распластанная на столе печень.

Натюрморт, надо сказать, вообще один из любимых жанров в алкогольной теме, поскольку любая выпивка и гулянка — это ведь прежде всего натюрморт, пусть даже такой аскетичный, как на изысканных по композиции и колориту холстах Евгения Ткаченко. Такие его работы, например, как «Партия» или «Три рюмки для друзей» являют нам словно сам утонченный дух встречи за рюмкой, сулящей неизвестным героям свидания еще только мерцающие, но от того еще более манящие перспективы. Атмосфера тайны, предчувствий, углубленного вслушивания в себя и мир вокруг, всегда сопровождает вечер с бутылкой наедине, и это особенно ощутимо в работах Рюрика Тушкина «Автопортрет с бокалом» и «Десятое состояние».

В такие вечера можно петь, как это делают персонажи удивительно красивой по живописи картины Ильи Бутусова «Вечернее пение», а можно и пригласить девушек, что возникают на полотнах Александра Арсененко «Вермутас» и «Огурчики». Ах, эти бескорыстные милые девушки из окружения художников, их безотказные натурщицы и верные поклонницы, как бы обеднела русская живопись, не будь их. Но, к счастью, они есть всегда. И такие прелестные, как девушка с рюмкой вермута в руке, смотрящаяся в зеркало и окруженная сверкающим зеленым полднем, и такие озорные, как натурщица с банкой огурцов на коленях, по-видимому, так до конца и не решившая, что же сделать с добытым огурчиком — то ли закусить им, то ли использовать для другого удовольствия.

Хотя женского присутствия среди персонажей представленных на выставке произведений явно не хватает. И это странно. Не нужно быть художником или искусствоведом, чтобы ясно себе представлять, что выпивка, женщина и искусство — это, можно сказать, три грации, танцующие всегда вместе. Жаркая роза алкоголя расцветает только при наличии всех этих составляющих. Как-то веселого и мудрого питерского писателя Валерия Попова спросили: чем лучше закусывать? На что он со знанием дела ответил, что женщиной. И добавил: «Без женщин выпивать, кстати, — абсолютная потеря смысла. Ну напиться, а куда все это деть потом — безмерное обаяние?!»

И еще вот что: наряду с женщинами, маловато нашего владивостокского колорита, того эротического, пьяного и наглого драйва портового города, что безумно влечет к себе гостей, вызывая подчас похмелье и тошноту у самих горожан. Правда, во многом заполняет этот пробел видео Михаила Павина, как всегда, актуального в своих сюжетах, изобретательного в построении видеоряда, в котором дышит сама атмосфера богемного Владивостока. Да еще масштабная картина Сергея Горбачева «Пьяная креветка», просто пропитанная ветром с залива, запахом пива и сваренных креветок, облитая сверканием солнца и волны, полная гомона чаек и беспечного щебетания наших сногсшибательных девушек. Очень приморское по сюжету, цвету и настроению полотно. Ну а как же иначе, ведь и наша жизнь, и приморская живопись, и эта выставка «Хорошо сидим» — все происходит здесь, на берегах Золотого Рога. Как там, у Игоря Северянина: «Это было у моря, где ажурная пена...»

Александр Лобычев
Арт-директор галереи «PORTMAY»

Галерея «PORTMAY». Адрес: Владивосток, ул. Алеутская, 23А.
Телефон: +7 (4232) 302-493, 302-494.
URL: www.portmay.ru
Галерея работает без выходных с 10 до 19. Вход бесплатный.

Оставить комментарий (Сейчас 1 комментарий)

1. 

   Юркина Анастасия Васильенва (21.04.2009 в 10:53:15)

   Ответить

   Обязательно прийду на открытие! Коллективная выставка художников — одно из самых ярких событий города