Сергей Голлербах. «Эстетика бедности и заброшенности»

«в прекрасной бедности, в могучей нищите…»
Осип Мандельштам

Давно уже существует утвердившееся в быту мнение, что задача художника заключается в изображении красот окружающего мира, флоры, фауны и человека в идеальном его воплощении. Такое мнение восходит к древнегреческим понятиям гармонии и пропорции. Они оказались весьма стойкими в нашей западной цивилизации и художники по сей день отдают им должное в своём искусстве, хотя и в изменённой форме.

Однако, в какой-то момент нашей истории возникло и другое направление в искусстве, в котором природа и люди изображаются без всяких прикрас, со всеми видимыми их недостатками (Да простят мне искусствоведы такие рискованные упрощения). С появлением жанровой живописи на смену героям, богам, мифологическим персонажам пришли антигерои, «маленькие люди», а в этом течении особое место занимает изображение бедных и обездоленных.

Вместо парчи, бархата, блеска драгоценных камней на полотнах художников появились изображения грубой ткани, вместо стройных колонн дворцов — простые хижины… Чем вызвана была такая «демократизация» искусства? Позволю себе высказать следующие предположения: если смотреть на это с точки зрения исторического материализма, то «демократизация искусства» произошла в результате социальных сдвигов, изменения производственных сил и производственных отношений, появления новых классов и нарождающегося протеста против социальной несправедливости.

Надо добавить и влияние христианства. Вспомним, что «легче верблюду пролезть через игольное ушко, чем богатому войти в царство Божие». Вспомним нагорную проповедь Христа, обращённую к «нищим духом». Отречение от благ мирских и бедность стали одними из добродетелей христианской жизни. И, конечно, сострадание и помощь слабым и обездоленным — всё это не могло не стать сюжетом для творчества многих художников. В русской живописи творчество передвижников служит тому наглядным примерном… «Бурлаки» Репина, «Всюду жизнь» Ярошенко, «На побывку к сыну» Маковского, «Сборщик подати» Орлова — вот наиболее яркие образы яркие образцы «демократического» искусства. Подобное мы видим и в творчестве западноевропейских художников. Всё же, мне хочется высказать несколько соображений, не имеющих прямого отношения ни к социальными, ни к религиозным основам изобразительного искусства.

Поношенные одежды и обувь обладают чрезвычайно богатым «дизайном», превосходящим не затронутые временем предметы. Так же испещрённое морщинами лицо старика или старухи для многих художников «красивее» личика молодой девушки… Существует, пожалуй, некое «зрительное осязание», которому легче «прочесть» выпуклости, впадины и шероховатости, чем скользить по гладкой поверхности. Иными словами, существует своего рода эстетика бедности и заброшенности, основанная на зрительном богатстве всего, что носит на себе отпечатки времени и следы ущерба, им нанесённого.

Конечно, далеко не всем художникам такая эстетика близка по духу, но те, кто ею захвачены, не могут от неё оторваться. В русской жанровой живописи это очень заметно. С каким удовольствием писали наши художники заросшие пруды, покосившиеся избушки, лесные заросли, запущенные дворики, погосты, старые усадьбы.

Такие картины мы можем считать сентиментальными, но в них мы должны найти и другое: чувство временности всего земного, то, что в экзистенциальной философии называется Бытием, направленным к Смерти (по-немецки Sein zum Tode).

Как стерилен и лишён глубины был бы наш мир, если в нём находились только новые здания, в которых жили бы только молодые, красивые и хорошо одетые люди! Для многих именно такой мир и представляется идеалом нашего существования. К счастью, жизнь даёт нам другую эстетику, соединяющую в себе не только моральные и философские, но и чисто формальные элементы — фактуру и сложный дизайн, носящий на себе следы времени и износа.