Сергей Голлербах. «Вопль»
Каждому отрезку времени соответствуют характерные для него танец и песня. Они представляют собой неотъемлемую часть культуры данной эпохи. Конечно, религия, философия, литература и изобразительные искусства определяют её гораздо шире и глубже. Они — плоды человеческого мировосприятия, в то время как танец и песню можно назвать цветами. А цветы, как мы знаем, первичнее плодов. И действительно, на заре истории первобытный человек выражал своё ощущение окружающего мира жестами, плясками и песнями-заклинаниями. В процессе развития культуры они превратились в народные пляски и песни. А те, в свою очередь, породили то, что мы сейчас называем популярной культурой.
Не будучи культурологом, я, тем не менее, попытаюсь, главным образом для себя самого, определить траекторию развития популярной песни и пляски от древнейших времён до сегодняшнего дня. Мне кажется, что мы видим здесь какое-то ускорение темпов, нарастание напряжения. От медленных церемониальных придворных танцев (менуэт) до вальса, танго, румба, далее к фокстроту, чарльстону, джиттербагу, чечётке (тап дансинг), твисту и как завершение — «брейк дансинг». То же ускорение мы видим и в популярной песне. Вспомним старинные баллады, романсы, шансоны и… «битлс», Элвис Пресли и, наконец, озлобленный, лихорадочный негритянский «рэп», проникший сейчас во многие страны, где создались свои национальные их вариации. В довершении всего, в популярную американскую песню вошёл ещё и вопль. Он пришёл в нашу цивилизацию из Третьего мира, главным образом из Африки. Уместно здесь упомянуть влияние этого континента на изобразительного искусство. По мере того как греко-римские традиции теряли силу, художники и скульпторы обратили своё внимание на искусство неевропейских народов, которые в своём искусстве никак не были примитивными, как их часто считали. Мы можем говорить о де-европеизации западноевропейской культуры, включая танец и песню. Зная, все существовавшие цивилизации, в конце концов, разваливались, оставляя лишь великие памятники, мы должны признать временность и нашей цивилизации. Но мы должны задать вопрос, что же идёт ей на смену? Почему так популярен лихорадочный темп и вопль?
Есть ли это победный вопль надвигающихся на нас иноплеменных? Или же мы слышим вопль страха перед будущим человечества? Или просто крик рождающегося нового поколения, подобный плачу младенца? Скорее всего и то, и другое, и третье. Конечно, нельзя упрощать сложные процессы, происходящие в современном мире, но всё же напрашиваются какие-то параллели. Так, например, мы знаем, что ребёнку свойственны быстрые движения, прыжки, беготня и визги-вопли. Мы же говорим так же — «старый, что малый». Уж не впадает ли стареющее человечество в детство?
Если это так, то мы видим поразительную картину: за последние сотни лет человек создал не только работающего на него машины (паровой двигатель, двигатель внутреннего сгорания и так далее), а так же инструменты, за него думающие — калькуляторы, компьютеры… Школьники уже не решают четыре действия арифметики, за них это делает калькулятор. Говорят, что компьютер может обыграть самого гениального шахматиста. Но не только это. Даже машины оснащены компьютерами, и нам не надо работать руками, разве что нажать необходимую кнопку. Таким образом, мы постепенно разучаемся думать и впадаем в детство, весёлое, визгливое, вопящее и пляшущее.
Впрочем, это сложнейшее царство компьютера может внезапно разрушиться из-за какого-нибудь зловредного «вируса» или «замыкания», и всё остановится. Раздастся всемирный вопль, и человечеству придётся всему учиться заново, работая руками и практической смекалкой. От Омеги мы направимся опять к Альфе, что бы заново проделать сложный путь Жизни, сопровождая его новыми песнями и плясками.
Сергей Львович Голлербах, февраль 2011 года.
Метки: Арт Владивосток, Голлербах, Нью-Йорк, статья, эссе
Рубрика: Колонка искусствоведа
Дата публикации:
Всего просмотров страницы: 4 800