Галерея «PORTMAY»: Персональная выставка Геннадия Омельченко «Траектория маятника. Картины одного года», 11 июня — 12 июля 2009 года

Пальцы, поющие о боли.

Картину нужно видеть и слышать.
Казимир Малевич

Геннадий Омельченко

Всего два года прошло после предыдущей персональной выставки Геннадия Омельченко в галерее «PORTMAY», которая называлась «Перевернутая луна» и ретроспективно представляла творчество художника почти за сорок лет работы. Тогда в экспозиции, наряду с чисто абстрактными произведениями, присутствовали более ранние картины переходного периода, где еще появлялись персонажи вполне узнаваемые, хотя и фантастического обличья. И существовали они в окружении мира, изрядно изувеченного социальными катаклизмами времен перестройки и рубежа веков, но все же сохранявшего свои реальные приметы и очертанья. И вот новая выставка автора «Траектория маятника. Картины одного года», включающая более тридцати работ, — и все эти картины созданы в течение одного 2008 года. И практически все они написаны в абстрактной манере, причем настолько разнообразной по своим композиционным решениям, живописным приемам, эмоциональной насыщенности, что остается впечатление коллективной экспозиции, где собраны картины представителей пусть и одной постмодернистской школы, но обладающих внятно выраженной индивидуальностью.

Траектория творческого маятника, совершившего за год головокружительный полет, оставила позади тающие руины реальной действительности, но открыла захватывающую панораму неожиданных живописных открытий в форме чистых абстракций. И сюжеты новых произведений, что развиваются исключительно за счет композиции, линии, цветовых пульсирующих пятен, тем не менее, вновь говорят о духовном состоянии современного мира, общества и лично автора — Геннадия Омельченко. И это вообще примечательно для него: чем определенней становились духовные и профессиональные убеждения, чем ярче он проявлялся в своих работах как художник личного стиля и высоких интеллектуальных ориентиров, тем радикальней становились его живописные эксперименты. Внутренняя цельность Омельченко как художника оборачивается многоликостью его произведений.

Персональная выставка картин одного года, что случается довольно редко, для любого художника, можно сказать, серьезное творческое свершение, а для Геннадия Омельченко, столь азартно, мощно работающего на восьмом десятке лет, эта новая экспозиция стала, по моим ощущениям, пересотворением собственного художественного мира, вспышкой, после которой открываются иные горизонты. Невольно напрашивается вопрос: откуда эта молодая дерзость, нежелание с профессиональной неспешностью возделывать уже освоенные художественные территории, откуда это отчаянное стремление вырваться за их пределы и, как в открытый космос, выйти в хаос неизвестного пространства? Ответить на это исчерпывающе, понятно, нельзя, всегда остается тайна творческой личности, может, недоступная и самому автору, но кое о чем сказать можно. Еще в восьмидесятых годах прошлого века, когда Омельченко стал решительно выбираться из колеи официального советского искусства на простор авангардного движения 20 века, жадно и плодотворно осваивая направления, школы, творчество отдельных мастеров, его живопись стала развиваться как бы одновременно в разных направлениях — тематических, сюжетных и собственно изобразительных. В его пристрастии к политическим и экологическим темам, в его увлечении урбанистическими мотивами и фантастическими персонажами, в его неудержимой тяге к экспериментам с композицией, цветом и фактурой живописной поверхности, в его склонности к трагическому гротеску и сатире — в полную силу проявился темперамент врожденного бунтаря, открывателя личной нравственной и эстетической истины, а точнее, правды в его понимании. Омельченко — авангардист, если не сказать революционер, по складу характера, по убеждениям, по составу крови, наконец. Ему бы подошла буденовка с красной конструктивистской звездой.

Но это лишь одно объяснение неиссякающего творческого темперамента автора, а второе кроется в интеллектуальном содержании его произведений. Перед нами художник, в общем, далекий от умиротворенной созерцательности, его не привлекает безвольное погружение в гармонию окружающей природы или в однажды созданный собственный мир цветных грез и видений. Он всякий раз выступает строителем новой художественной реальности, воздвигает архитектуру своих абстрактных произведений, а затем разрушает и вновь приступает к воздушному строительству. Перестать генерировать творческие идеи для Омельченко означало бы перестать рисовать и писать. Интеллектуальная энергия питает все метаморфозы его эстетического мировоззрения, стиля и живописных приемов. И выставка «Траектория маятника. Картины одного года» — живая проекция напряженных размышлений автора.

Думаю, без преувеличения можно определить эту выставку как постмодернистскую, эстетически трансформированную автором антологию абстрактной живописи прошлого века. Абстракционизм за век своего развития, начиная с произведений Кандинского, Малевича, Мондриана и других новаторов, претерпел множество изменений, пережил взлеты и падения. И живопись Омельченко чутко фиксирует этот живой пульс беспредметного искусства. И какое из направлений абстракционизма не возьми, даже самое короткое, например, лучизм Михаила Ларионова и Натальи Гончаровой, или европейский ташизм середины прошлого века, то своего рода знак, иероглиф его художественной структуры отыщется в одной из работ выставки.

Так знаменитый супрематизм Малевича, который, по сути, является одной из форм геометрического абстракционизма, то и дело отблеском отражается во многих композициях автора, которые рождаются и живут в поле притяжения вечных фигур — круга, квадрата, треугольника, креста. Здесь можно присмотреться к «Перевернутым пирамидам», а наиболее выразительно холодная красота чистых форм и открытого интенсивного цвета проявилась в картине «Структура равновесия», где черный, белый, красный и желтый цвета сияют одновременно каждый сам по себе и в то же время представляют цельный образ духовного совершенства и красоты. Примечательна в этом смысле и работа «Георгий Победоносец», решенная в мягких, светящихся охристых и золотых тонах, с мастерским использованием фона самого оргалита. Здесь автор отходит от жесткой геометрии и активных цветовых плоскостей — словно осыпавшиеся, размытые силуэты коня и всадника придают картине обаяние древнего, потускневшего за века иконописного образа. К этому сюжету художник обращается не в первый раз, следуя традиции отечественных авангардистов, для которых древнерусская живопись, фрески и мозаика стали в свое время великим открытием и точкой опоры в их художественных преобразованиях. Василий Кандинский писал, что именно русские иконы помогли ему «обрести глаза» для абстрактной живописи.

Когда я говорю об антологии абстрактного искусства, которой вполне может выступать экспозиция «Траектория маятника. Картины одного года», то это предполагает, прежде всего, свободное владение автором наследием абстракционизма, когда ему удается выразительно соединять и интерпретировать разные направления даже в пределах одной работы. Плавающие в межзвездном пространстве луны, треугольники, звезды и квадраты Пауля Клее или Хуана Миро в живописи Омельченко вполне могут очутиться в сплошном потоке свободно текущего фактурного цвета, свойственного абстрактным экспрессионистам Нью-Йоркской школы, тому же Джексону Поллоку, например. А столь замкнутое направление как иероглифический, или каллиграфический абстракционизм, связанный с восточной письменностью и графикой, с философией дзен-буддизма, в некоторых работах автора самым парадоксальным образом сочетается с элементами советского конструктивизма двадцатых годов прошлого века.

Каллиграфический абстракционизм, кстати говоря, тяготел к белому цвету, что вполне понятно: белое поле — это естественная среда существования иероглифа, да и любого графического знака. Одни из самых красивых работ на выставке — это четыре больших «структуры», легкая и гармоничная композиция которых держится, а точнее сказать, парит в невесомости на белой сверкающей кристаллической решетке. Омельченко словно обнажает хрупкую, как снежинка, и вместе с тем неуязвимую, как материя вселенной, основу мира и человеческого существования. И основа эта — освобожденное от оков реальности сияние духа, музыка сфер, к чему и прорывались основатели абстрактного искусства.

Картины Геннадия Омельченко — это сплав интеллекта, живописи, музыки и человеческих чувств, способный притянуть и глубоко задеть зрителя, даже если он не находит этому логического объяснения. Когда-то Кандинский, видимо, чувствуя ограниченность теоретических изысканий в области абстракции, просто написал стихотворение на немецком языке, а на русском оно звучит так: «Опусти руку твою в кипяток. И обожги пальцы! Лучше пусть пальцы твои поют о боли».