Галерея «PORTMAY»: Екатерина Архипова, персональная выставка «Античные игры», 12 марта 2010 года — 12 апреля 2010 года

Пейзаж с купальщицами

Екатерина Архипова

В начале прошлого века, откликаясь на первую книгу стихов Михаила Кузмина «Сети», Александр Блок писал: «Он – чужой каждому нашему дню, но поет он так нежно и призывно, что голос его никогда не оскорбит, редко оставит равнодушным и часто напомнит душе о ее прекрасном прошлом и прекрасном будущем…». Михаил Кузмин в своем творчестве свободно странствовал по разным эпохам и городам, и любимый среди них – древняя Александрия, о которой сложены его самые знаменитые стихи. Во второй половине прошлого века там и родилась Екатерина Архипова, прожила два года, пока ее родители, работавшие в Египте в советском торговом представительстве, не вернулись в Россию. Мало того, когда она стала выяснять этимологию своего имени, то вдруг узнала, что по православному календарю родилась именно в день святой Екатерины Александрийской, то есть 7 декабря. Родители об этом и не подозревали.

Конечно, мало ли кто и где рождается, в жизни не счесть на первый взгляд многозначительных, а на самом деле пустых совпадений. Но в судьбе Екатерины этот пропитанный античной историей город, один из центров эллинистической культуры в Средиземноморье, в будущем сыграл свою роль, когда она, отвернувшись от современности, целиком погрузилась в своем творчестве в античное искусство и мифологию. Именно оттуда пришли многие темы ее работ, оттуда ее понимание красоты, которая заключена для нее, прежде всего, в архитектуре человеческого тела. И сегодня, глядя на ее выставку в галерее PORTMAY, вполне можно отнести слова Блока о Кузмине и к автору этой экспозиции. Екатерина Архипова – художник ясного и гармоничного мироощущения, чистых законченных форм, тяготеющий к принципам и приемам классической художественной манеры, хотя и обогащенной живописными открытиями двадцатого века. В своем творчестве она твердо идет по пути европейской традиции, истоки которой в античности. И стихи поэта, с которым ее связывает любовь к Александрии, нежные и хрупкие, способны хорошо озвучить ее молчаливые холсты:

Когда мне говорят: «Александрия»,
я вижу бледно-багровый закат над зеленым морем,
мохнатые мигающие звезды
и светлые серые глаза под густыми бровями,
которые я вижу и тогда,
когда не говорят мне: «Александрия!»

Произведения, связанные с античными мотивами, составляют тематический центр выставки. Они органично сочетаются друг с другом, словно от холста к холсту ведут один рассказ: об играх и забавах античных персонажей, их купаниях и охотах, полуденных снах и любовных вечерних встречах. Они даже напоминают росписи какой-нибудь аттической виллы, посвященные одному сюжету. Композиции работ, напоминающие гармонично уравновешенные скульптурные группы, с четкими объемными фигурами героев и плавным силуэтом ландшафта, в который они прочно вписаны, безусловно, говорят о чутком восприятии автором античного наследия, включая не только скульптуру и барельефы, но и рисунки на вазах, и сохранившиеся фрески. А колорит, в котором преобладают разные оттенки охристых, терракотовых, коричневых, светло-голубых и сине-зеленых тонов, приглушенный, дымчатый цвет и матовая фактура живописной поверхности оставляют впечатление именно фресок.

Своих сроднившихся с конями амазонок, скрывающихся в саду озорных фавнов, охотников с собаками, утомленных средиземноморским солнцем купальщиков автор погружает в спокойное созерцательное состояние, которое передается и зрителю. Происходит это, стоит сказать еще раз, во многом благодаря тщательно продуманной композиционной и ритмической организации произведений. Например, в картине «У моря», где изображены три фигуры на берегу, взгляд зрителя, увлекаемый плавной и сильной линией, движется от бедра левой купальщицы, плавно огибает ее, затем переходит к фигуре юноши, очерчивает ее, спускается по руке к фигуре другой купальщицы и по линии ее тела вновь возвращается к первой. И все три прекрасных персонажа словно заключены в один античный орнамент.

Работы Архиповой наполнены тишиной, это тишина остановленного мгновения, ее герои пребывают в золотом сне Эллады и своих собственных грезах. Но вместе с тем картины и музыкальны, так звучат, соединяясь, чистая линия и прозрачный цвет ее живописи – звук протяжный и долгий, как голос флейты. Когда-то это чувство счастливой отрешенности от разрушительного грохота и бега времени удивительно передал Осип Мандельштам в стихах, тоже навеянных памятью об античных временах Черного моря:

Золотистого меда струя из бутылки текла
Так тягуче и долго, что молвить хозяйка успела:
— Здесь, в печальной Тавриде, куда нас судьба занесла,
Мы совсем не скучаем, — и через плечо поглядела.

Хозяйку из этих стихов, с ее грациозным неспешным взглядом через плечо, напоминают и героини портретов Екатерины Архиповой, в частности, таких как «Девушка в зеленом свитере» и «Девушка с зелеными глазами». Остается впечатление, что судьба тоже занесла их черте те куда. Современные и вместе с тем чем-то неуловимо напоминающие и чертами лица, и абрисом фигур античных персонажей, девушки находятся в глубине собственных душевных переживаний, что только подчеркивается статичностью их поз. Они окружены прозрачным, но неодолимым для внешнего взгляда коконом своего мира. Похоже, героини портретов оказались в сегодняшнем дне несправедливо, они из другой реальности, они тоскуют об античном зное, запахах вербены, стихах Сафо и любовных играх в оливковых рощах. Их можно наблюдать, но нельзя разделить их мысли и чувства.

Живопись портретов отличается сложным колоритом, тонкими, живыми переходами тонов и вибрацией цвета гораздо в большей степени, чем в работах античного цикла. Произведения, написанные на мифологические мотивы, все-таки в силу своей тематики более абстрактны, символичны, а значит, и неминуемо стилизованы, пусть даже и со вкусом. История античных стилизаций велика и многообразна, и работая в этом направлении, трудно уберечься от посторонних влияний. Здесь можно вспомнить хотя бы французских символистов во главе с Пюви де Шаванном, или художников группы «Наби», которые были склонны к бегству от современности в мир мифологии и вообще экзотических сюжетов.

Что же касается портретов Архиповой, где мы видим конкретных людей в реальной ситуации и обстановке, то здесь чувствуется глубокое и внутренне обоснованное взаимодействие совсем с другими традициями, где имена Сезанна и Модильяни стоят, пожалуй, впереди прочих. Причем автору удается не только сплавить эти столь разные художественные манеры, но и претворить их в индивидуальный стиль. Портреты, сохраняя организующую силу рисунка и линии, одновременно написаны мягким, широким мазком, который лепит и фигуры героинь, и окружающее их пространство. В живописном плане работы пластичные и цельные, а модуляции цвета нежны и воздушны, хотя манера письма Архиповой вообще-то сильная и плотная. Портреты словно окутаны женственной зеленовато-голубой дымкой – реальной, живописной, но при этом и дымкой настроения. В картинах тонко присутствует гордая печаль, в которой пребывают ее героини. Столь же красивы в живописном смысле, притягательны и одновременно независимы ее обнаженные натурщицы и девушки с холста «Купальщицы» 2009 года, — это действительно амазонки, увы, чужие сегодняшней действительности.

Удивительно, но и натюрморты автора, составленные, казалось бы, из самых обычных вещей, несут на себе печать классичности. Может быть, этому способствует строгость этих композиций, лаконичная компоновка, четкость контурного рисунка и традиционная белая драпировка, подчеркивающая значимость, цвет и фактуру остальных предметов. Натюрморты Архиповой самодостаточны, автор не насыщает их собственными эмоциями, оттого они выглядят почти монументальными и существующими независимо от окружающего мира. Собственно, именно к такому эффекту стремились и сам Сезанн, и его последователи. Точнее сказать, собранные на полотне предметы, фрукты, цветы как раз и есть полномочные представители вечной красоты мира, его цельности, неизменности и нерушимости. И тяжелая золотая головка лука, и зеленая бутылка, и крепкобокое яблоко, и литой белый чайник – все эти вещи становятся у Архиповой самостоятельными героями натюрмортов, которые утверждают, что замысел Творца нельзя разгадать, но можно увидеть: яблоко всегда остается яблоком, а живопись – это рисунок, цвет, объем и фактура.

Графика, представленная на выставке, в чем-то продолжает и варьирует любимые темы и мотивы автора, а в чем-то и открывает новые стороны ее творчества. Очаровывают фантастические натюрморты, которые можно назвать и своеобразными пейзажами: «Город в чашке», «Город в бутылке» и «Город на веере». Благодаря мастерству автора и довольно редкой технике с использованием парафинового слоя, когда он покрывает одну красочную заливку, а поверх него наносится новый рисунок, эти работы своей изящной графической инкрустацией производят впечатление ювелирных изделий. Города мерцают, как небесные острова, напоминая о рождестве, детстве и сказках, которые обычно рассказываются темно-синей вечерней порой. И не случайно эти чудесные сказки заключены в сферу предмета, который можно в случае чего и спрятать от чужих глаз и рук. Мир души слишком хрупок, чтобы оставлять его без защиты.