Александр Солженицын. «Архипелаг ГУЛАГ»
Глава восьмая. Закон ребёнок (продолжение)
Дело «церковников» (11-16 января 1920) займёт по мнению Крыленки «соответствующее место в аналах русской революции». Прямо-таки в аналах. То-то Косырева за один день свернули, а этих мыкали пять дней.
Вот основные подсудимые: А.Д. Самарин – известное в России лицо, бывший обер-прокурор синода, старатель освобождения церкви от царской власти, враг Распутина и вышиблен им с поста (но обвинитель считает: что Самарин, что Распутин – какая разница?); Кузнецов, профессор церковного права московского университета; московские протоиереи Успенский и Цветков. (О Цветкове сам же обвинитель: «крупный общественный деятель, быть может, лучший из тех, кого могло дать духовенство, филантроп».)
А вот их вина: они создали «Московский Совет Объединённых Приходов», а тот создал (из верующих 40-80 лет) добровольную охрану патриарха (конечно, безоружную), учредив в его подворьи постоянные дневные и ночные дежурства с такой задачей: при опасности патриарху от властей- собирать народ набатом и по телефону и всей толпой потом идти за патриархом, куда его повезут, и просить (вот она, контрреволюция!) Совнарком отпустить патриарха!
Какая древнерусская святорусская затея! – по набату собраться и валить толпой с челобитьем!..
Удивляется обвинитель: а какая опасность грозит патриарху? зачем придумано его защищать? Но, в самом деле: только того, что уже два года, как ЧК ведёт внесудебную расправу с неугодными; только того, что незадолго в Киеве четверо красноармейцев убили митрополита; только того, что уже на патриарха «дело закончено, остаётся переслать его в Ревтрибунал», и «только из бережного к широким рабоче-крестьянским массам, ещё находящимся под влиянием клерикальной пропаганды, мы оставляем этих наших классовых врагов в покое» (стр. 67) – и какая же тревога православным о патриархе? Все два года не молчал патриарх Тихон – слал послания народным комиссарам, и священству, и пастве; его послания (вот где первый Самиздат!), не взятые типографиями, печатались на машинках; обличал уничтожение невинных, разорение страны – и какое же теперь беспокойство за жизнь патриарха?
А вот вторая вина подсудимых. По всей стране идёт опись и реквизиция церковного имущества (это уже – сверх закрытия монастырей, сверх отнятых земель и угодий, это уже о блюдах, о чашах и паникадилах речь) – Совет же приходов распространял и воззвания к мирянам: сопротивляться и реквизициям, бья в набат. (Да ведь естественно! Да ведь и от татар защищали храмы так же!)
И третья вина: наглая непрерывная заявлений в Совнарком о глумлениях местных работников над церковью, о грубых кощунствах и нарушениях закона о свободе совести. Заявления же эти, хоть и не удовлетворённые (показания Бонч-Бруевича, управделами СНК), приводили к дискредитации местных работников.
Обозревая теперь все вины подсудимых, что ж можно потребовать за эти ужасные преступления? Не подскажет ли и читателю революционная совесть? Да только расстрел! Как Крыленко и потребовал (для Самарина и Кузнецова).
