Александр Солженицын. «Архипелаг ГУЛАГ»
Глава девятая. Закон мужает (продолжение)
Люди политически трезвые, говорит Крыленко, могли в ответ только рассмеяться, только плечами пожать. Справедливо было решено: «немедленно всеми мерами государственные репрессии пресечь этим группам возможность агитировать против власти» (стр. 183). Вот и весь ЦК эсеров (кого ухватил) посадили в тюрьму!
Но — в чём их теперь обвинить? «Этот период не является в такой мере обследованным судебным следствием», — сетует наш прокурор.
Впрочем, одно-то обвинение было верное: в том же феврали 1919 эсеры вынесли резолюцию (но не проводили в жизнь — однако по новому уголовному кодексу это всё равно): тайно агитировать в Красной армии, чтобы красноармейцы отказывались в карательных экспедициях против крестьян.
Это было низкое коварное предательство революции! — отговаривать от карательных экспедиций.
Ещё можно было обвинить их во всём том, что говорила, писала и делала (больше говорила и писала) так называемая «Заграничная делегация ЦК» эсеров — те главные эсеры, которые унесли ноги в Европу.
Но этого всего было маловато. И вот что было удумано: «многие из сидящих здесь подсудимых не подлежали бы обвинению в данном процессе, если бы не обвинения их в огранизации террористических актов!» …Когда, мол, издавалась амнистия 1919 года, «никому из деятелей советской юстиции не приходило в голову», что эсеры организовали ещё и террор против деятелей советского государства! (Ну, кому, в самом деле, в голову могло прийти, чтобы: эсеры — и вдруг террор? Да приди в голову — пришлось бы заодно и амнистировать. Это просто счастье, что тогда — в голову не приходило. Лишь когда понадобилось — теперь пришло.) А это обвинение не амнистировано (ведь амнистирована только борьба) — и вот Крыленко предъявляет его!
Прежде всего: что сказали вожди эсеров (отчего эти говоруны не высказывали за жизнь!..) ещё в первые дни после октябрьского переворота? Нынешний лидер подсудимых, да и лидер партии, Абрам Гоц сказал тогда: «Если Смольные самодержцы посягнут и на Учредительное собрание… партия с-р вспомнит о своей старой испытанной тактике.»
От неукротимых эсеров — естественно этого и ждать. И правда, трудно поверить, чтоб они отказались от террора.
«В этой области исследования», — жалуется Крыленко, — из-за конспирации «свидетельских показаний… будет мало». «Этим до чрезвычайности затруднена моя задача… В этой области приходится в некоторых моментах бродить в потёмках» (стр. 236, — а язычок-то!).
Задача Крыленко тем затруднена, что террор против Советской власти трижды обсуждался на ЦК с-р в 1918 и трижды отвергнут (несмотря и на разгон Учредительного). И теперь, спустя годы, надо доказать, что эсеры всё же вели террор.
Тогда они постановили: не раньше, чем большевики перейдут к казням социалистов. А в 1920: если большевики посягнут на жизнь заложников-эсеров, то партия возьмётся за оружие. (А других заложников пусть хоть и добивают…)
Так вот: почему с оговорками? Почему не абсолютно отказались? «Почему не было высказываний абсолютно отрицательного характера?»
