Сергей Голлербах. «Не так страшен формализм, как его малюют»

Формализм кому из русских художников не знакомо было это слово, которым в советское время клеймили все художественные произведения, выходившие за рамки социалистического реализма. Что такое соцреализм очень остроумно определил ныне покойный поэт Иван Елагин: «Для того социалистический и существует реализм, чтоб не реалистически изображать социализм». К счастью, те времена ушли в историю, но формализм, однако, остался по той простой причине, что в той или иной форме он давно уже существовал. Только его называли по-другому — «искусство для искусства».

Мне кажется, что мы можем определить два разных взгляда на роль произведения изобразительного искусства в обществе. С одной точки зрения всякое художественное произведение, в данном случае живопись и скульптура, должны иметь содержание, рассказывать о чем-то, объяснять и взывать к чему-то. Канадский философ и социолог Маршалл Маклюэн в своей книге «Созвездие Гутенберга» утверждал, что с древнейших времён человек получал информацию на слух, от бардов и сказителей, и зрительно, смотря на скульптуры и фрески. Этот способ был естественным, правильным, ведь человечество не было грамотным. С изобретением книгопечатания и ростом грамотности положение изменилось, и информация стала доступной через абстрактные знаки-буквы. И психика человека изменилась у него образовалось два мира, один реальный, видимый и слышимый, другой воображаемый. Маклюэн отдает предпочтение первому. Как ни относились бы мы к этой мысли, факт остается фактом содержание картины дает нам наглядную информацию. Живопись сохраняет для нас также и образы прошлого, портреты давно умерших людей, виды городов и местностей прошлых столетий. Иными словами, содержание было, есть и будет неотъемлемой частью изобразительного искусства, квинтэссенцией человеческих верований, устремлений и идеалов.

Другая точка зрения, которой придерживаются так называемые формалисты, заключается в том, что изобразительное искусство не ограничено ролью источника информации. Оно самодостаточно и элементы его цвет, линия, форма, имеют своё, неиллюстративное содержание. Об этом писал в своей книге «О духовном в искусстве» Василий Кандинский в 1911-ом году.

Можно, пожалуй, сказать, что Форма составляет Содержание. Но какое? Для этого перенесём наши рассуждения из области изобразительного искусства в область философии. Известно, что существуют философии религиозные и социально-политические, но также и так называемая «чистая» философия, гносеология, то есть познание вещественного мира. Автору этих строк приходилось слышать, что в России никогда не существовала чистая философия, она чужда русскому человеку. Чистая философия это Запад. Так, например, св. Фома Аквинский, один из отцов Церкви, но также философ, различал три стадии познания Вещи до того, как мы её видим в тот момент, когда она перед нашими глазами и когда её уже нет и мы остаемся только с впечатлением о ней.

Такие размышления кажутся русскому человеку бессмысленными. Мне вспоминается старинный анекдот, восходящий, пожалуй, к семнадцатому или восемнадцатому векам. Его содержание таково: молодой студент, задумавшись, идёт, не смотря себе под ноги и проваливается в глубокую яму, из которой не может выбраться... «Помогите мне!» кричит он. Прибегают люди и бросают ему верёвку. «Хватай её, мы тебя вытащим!». Но студент, будучи человеком философского склада ума, берёт верёвку в руки и задумывается. Есть ли верёвка эта верёвка именно такая, какой я её вижу сейчас, или же она может быть другой? Существует ли идея верёвки, которая позволила ей стать тем, чем она есть? «Ну что же ты медлишь», кричат ему люди, но студенту нужно сначала решить вопрос что есть вервие простое? Это выражение мне приходилось слышать от людей старшего поколения, когда они хотели высмеять бессмысленные размышления об очевидных вещах.

Обратимся теперь снова к изобразительному искусству.

Позволю себе рассказать немного о моём художественном опыте и о моём отношении к Форме и Содержанию. Первоначальное художественное образование я получил в Средней художественной Школе при Всероссийской Академии Художеств в Ленинграде, я проучился там всего пять месяцев, с января по конец мая 1941-го года. Мне было тогда семнадцать лет и я глубоко верил в главенство Содержания над Формой. Иначе и быть не могло. Мне знакомы были стилизация и утрирование, но они ничего не меняли в моих взглядах.

А потом разразилась война, выбросившая меня за пределы Родины. Только в 1946-ом году в Западной Германии я смог поступить в Мюнхенскую Академию Художеств, где меня ожидал первый культурный шок. «Форма определяет содержание» провозглашал наш профессор, «жанровая живопись иллюстрация, картинки!» Прошло немало времени, пока я не понял, что он имел в виду. С самых истоков своего сознательного существования человек стал придавать видимым им формам какое-то значение. Так появились священные камни, горы, деревья, озера. Форма воздействовала на сознание человека и создавала Содержание. Наблюдается также и переход эстетики в этику. Так, девушка влюбляется в красивого парня и он представляется ей «рыцарем без страха и упрёка». На самом же деле он может оказаться самовлюблённым, тщеславным эгоистом. Но красота его внешности (Форма) предполагает наличие в нём каких-то моральных ценностей (Содержание). Красота и уродство аналогичны Добру и Злу так спокон веков чувствовал человек. В конце концов, я осознал первичность Формы и останусь на этой точке зрения до конца дней моих.

Но как же Содержание? Неужели оно всегда вторично? Да, поскольку оно не может существовать без формы, в то время как Форма всегда имеет какое-то содержание. Я убеждён в том, что всякое реалистическое изображение имеет абстрактный «скелет» и чем крепче он, тем выразительнее содержание картины.

Меня могут упрекнуть в том, что всё, о чем я говорю, давно уже известно, и я пересказываю своими словами избитые истины. Вполне возможно. Мне вспоминается история об одном сибирском мужичке, жившем в начале двадцатого века. Смотря на кипящую в кастрюле воду и на крышку, подскакивающую от пара, он решил, что пар есть сила, которую можно было бы на что-нибудь употребить. Бедняга не знал, что паровой двигатель был изобретён в Англии сто пятьдесят лет тому назад. И все же мужичку нельзя отказать в известной смекалке.

Может быть, и мне эта история послужит оправданием моей защиты формализма.