Галерея «PORTMAY»: «Очень маленькие картины: выставка миниатюр», 24 февраля — 25 марта 2011 года

Прозрение

Драгоценное искусство миниатюры развивалось вместе с книгой, будь это древнеегипетские папирусные свитки, античные кодексы на пергаменте, или византийские и европейские средневековые манускрипты, где помимо иллюстраций в художественную миниатюру превращались инициалы, заглавные буквицы, заставки, орнаменты, сплетенные из рыб, птиц, растений, а то и человеческих тел. Что же касается цивилизаций Азии и Востока, то нет, пожалуй, местности или страны, где бы не расцветало искусство миниатюры — в Персии, Армении, Грузии, Средней Азии, Индии, Китае, Японии… В средние века существовали десятки школ и стилей миниатюрной живописи по всему свету. Книга, в каком бы она виде не рождалась, с помощью миниатюры становилась не только хранилищем мысли и литературы, но и сокровищем искусства. Так слово становилось явленным миром, воплощённым духом, а книга обращалась в храм, способный перемещаться во времени и пространстве — из эпохи в эпоху, с одного материка на другой.

Драгоценным в миниатюре было всё — начиная от текстов Библии и других священных писаний, произведений прославленных поэтов, ученых, путешественников, иллюстрированных миниатюрами мастеров, до самой краски, что добывалась из драгоценных камней и минералов. Например, в персидской миниатюрной живописи художники использовали золото, серебро, ляпис-лазурит, киноварь, малахит… Сегодня трудно представить, какое ошеломляющее впечатление производила украшенная миниатюрами книга на тех, кто брал её в руки, какой восторг и трепет она вызывала — изысканное каллиграфическое письмо, сверкающие, чистые цвета, изящные линии, рисующие животных, растения и героев, священные или волшебные сюжеты иллюстраций, оживляющие слова пророков и поэтов.

Постепенно имена художников, авторов миниатюр, прежде безвестные, стали оставаться в истории, а затем и сама миниатюра вышла за пределы книги и приобрела значение самостоятельного искусства. Особое место заняла портретная миниатюра, завоевавшая уже в эпоху Возрождения почётное место среди жанров изобразительного искусства. Миниатюрный портрет по понятным причинам был настолько востребован и популярен, в том числе и в России, что в конце 18 века в Академии художеств в Санкт-Петербурге был даже открыт специальный класс миниатюрной живописи. И русские художники, такие как Г.И. Скородумов, В.Л. Боровиковский, Н.И. Аргунов и другие, оставили образцы тонкой и одухотворенной портретной миниатюры. Но в конце девятнадцатого века миниатюрный портрет с появлением дагерротипа и фотографии утратил свою привлекательность, хотя и не сказать, что исчез окончательно, скорее, переместился на периферию изобразительного искусства, стал уделом мастеров-одиночек, работающих из любви к миниатюре или по заказу редких клиентов.

И хотя миниатюра в девятнадцатом и двадцатом веках обрела в России новое рождение в лаковой народной живописи, надо признать, что как самостоятельный вид станкового искусства, то есть искусства чистого, без всякого прикладного назначения, она уже более ста лет переживает период забвения, если не сказать упадка. А то, что порой предлагается и понимается под видом миниатюры, чаще всего представляет собой всего лишь эскизы, этюды маленького формата. И вот тут-то и встаёт вопрос об отличительных чертах миниатюры, на который не так-то легко ответить. Но, видимо, следует признать, что миниатюра — это картина в её традиционном восприятии, то есть законченное, состоявшееся и в содержательном, и в формальном смысле произведение небольших размеров. Как правило, миниатюра требует внятного сюжета, тонко организованной композиции, точного рисунка и живописного мастерства. То есть того же, что и всегда, но в более концентрированном, что ли, виде. А вот в жанровом отношении она может быть и сюжетным произведением, и портретом, и натюрмортом, и интерьером, и пейзажем… И, наконец, самое, пожалуй, трудно достижимое, сокровенное и притягательное в миниатюре — это её эстетическая самостоятельность, цельность и способность при минимальных размерах вместить многое. Когда у художника всё сходится и работа получается, миниатюра становится той самой каплей росы, в которой может отразиться весь мир. Именно так выражали сущность дзен-буддийского искусства и философии восточные мудрецы и поэты.

Все эти характеристики миниатюры самым неожиданным образом и подтверждаются и разрушаются, точнее, расширяются на удивительной выставке «Очень маленькие картины», что представлена в галерее PORTMAY. Дело в том, что эта экспозиция миниатюр вовсе не собрание образцов некоего канона, а творческий поиск, мастерская авторов, вынесенная к зрителю. Именно сам процесс эксперимента, когда каждый художник пытается лично для себя определить, как же он понимает искусство миниатюры, увлекает необыкновенно, заставляет вновь и вновь всматриваться в эти маленькие работы.

Хотя нужно вспомнить, что этой экспозиции уже предшествовали некоторые опыты. Например, выставка миниатюр Лидии Козьминой, что состоялась в арт-галерее «Арка» в 2000 году, пожалуй, была первой ласточкой в современном искусстве Приморья в этом направлении. Затем зрители смогли увидеть маленькие этюды знаменитого Кирилла Шебеко, которые по завершенности пейзажного мотива, живописной филигранности исполнения и эмоциональной насыщенности оставляли ощущение полноценных картин, то есть были по своей художественной сути великолепными миниатюрными работами. А на выставке графики Виктора Фёдорова в галерее PORTMAY зрители могли видеть женские фигуры и торсы из малоформатной акварельной серии «Знаки», настолько выразительные и убедительные в своей архаичной пластике, что напоминали чудом дошедшие до нашего времени древнеегипетские или античные рисунки. Можно вспомнить и другие примеры, потому что искусство миниатюры время от времени прорастало в творчестве художников, хотя и не находило с их стороны пристального внимания. Так что своя история у приморской миниатюры, пусть пока и небогатая, всё-таки существует.

Волшебные стаи миниатюрных картин разлетаются из мастерской Лидии Козьминой вот уже, наверное, лет пятнадцать. Её миниатюры одновременно и традиционны, поскольку автор использует сюжеты, персонажей, символы и художественные приемы миниатюрной живописи самых разных эпох и стилей — от византийских и европейских книжных миниатюр до русских лубочных картинок, и вместе с тем они совершенно индивидуальны, мгновенно узнаваемы, настолько выразительна её живописная манера, своеобразны и поэтичны сюжеты работ. Вот и на этой выставке триптихи с марионетками и балаганным русским шутом Петрушкой соседствуют с каменными мифическими львами китайского города Ханьжоу и фантастической скульптурой из немецкого дворцового комплекса Сан-Суси. Лидия чувствует тайну миниатюры кончиками пальцев, знает её особенности и секреты, как красавица свой любимый перстень. У неё каждая деталь композиции уместна и красиво подана, каждый мазок на счету и любуется сам собой.

Вообще, нужно сказать, что миниатюра, обладая столь богатой и глубокой историей, разнообразием мировых школ, и в творчестве современных приморских художников неизбежно тяготеет к традиционной тематике. И в первую очередь это касается библейских мотивов и античной мифологии. Так миниатюры Олега Подскочина, написанные в привычной для него классической коричнево-золотой гамме, таинственной и мерцающей, посвящены античным образам — это несколько работ «Оракул и три его музы» и «Прощание Гектора с Андромахой». А его миниатюра «Шут и его королева» — и по композиции, и по сюжету, и по эмоциональной атмосфере напоминает книжную иллюстрацию к какой-нибудь классической драме, может быть, Шекспира. Литературность, книжность в лучшем смысле этих определений, вещь в миниатюре не только традиционная, но и замечательная сама по себе — она наполняет произведение содержанием, превращает миниатюру в изобразительную новеллу.

И это хорошо заметно в библейских сюжетах Александра Арсененко — «Неопалимая купина» и «Бегство в Египет», где знаменитые в мировом искусстве ветхозаветные эпизоды решаются автором в драматической повествовательной манере, которая усиливается за счёт колорита. В миниатюре о неопалимой купине терновый куст, из которого Бог заговорил с Моисеем, пылает подобно ослепительной белой звезде, разрывающей чёрно-красный сумрак, и поражает того на месте, заставляя пережить откровение, ужас, восторг.

Совсем иначе — в подчеркнуто современном понимании, с озорным юмором — решает античный сюжет о похищении Европы Маша Холмогорова. Её миниатюра, тонко прописанная острой кисточкой, воссоздает не условный мифологический пейзаж, а скорее, берег острова Попова, откуда бык и собирается умчать рыжеволосую красавицу, что сидит на его спине и в ожидании похищения кокетливо подводит глаза. А другая работа — «Шествие», похоже, как раз и представляет ту самую деревенскую жизнь, от которой так рвётся сбежать островная девчонка, но в которую хочется долго и с любовью вглядываться. Вот вслед за телегой, на которой уместилась и копна сена, и целая семья, вереницей движется домашняя живность — справная корова, козы, свиньи, гуси, куры… И так хочется, чтобы вся эта русская островная жизнь длилась и длилась, но, увы, миниатюра есть миниатюра. Да, собственно, что же такое остров как не миниатюра нашей земли, созданная Творцом.

Вообще, пристрастие Маши к современности, реальности как таковой, в сочетании с её умением передавать предметный, вещный мир с точностью и художественной убедительностью, уже сами по себе подвигают автора на создание миниатюрных живописных работ. И два детских портрета — Володи и Саши, стали замечательным воплощением достоинств её стиля. Эти нежные портреты целиком сосредоточены на личности детей, ничего лишнего, отвлекающего, только образ маленького человека, психологическая точность характера и обаяние детства.

Но не так-то просто приморским художникам избавиться от власти островов, они давно и прочно вошли в живопись многих. Миниатюры Анны Щёголевой в основном тоже созданы на эту захватившую её тему. Они изобретательны по сюжету и композиции, и, не смотря на небольшой формат, свободны в живописи, они наполнены яркими персонажами и характерными приметами островного быта. Вот возле пенька за бутылкой устроились мужик с тузиком — выпить, поговорить; вот баба Варя затеяла во дворе постирушку, опять же, вдвоем с бобиком; вот очарованная островом и собственными мечтами девушка пишет, устроившись в раковине, стихи, а специально для неё добрые ангелы опустили с неба на верёвочке луну… В миниатюрах Анны — удивительный сплав самой обыденной реальности и поэзии, причем все это озарено доброй улыбкой. Полный смысла и жизни мир, самодостаточный в каждом проявлении, что, собственно, и требуется для искусства миниатюры.

И в этом плане примечательны произведения Сергея Форостовского, художника с приморскими корнями, который ныне живет в Красноярске, что не мешает ему работать и выставляться в самых разных уголках России и за рубежом. Его натюрморты и пейзажи, будь это почти портретные по своей индивидуальности и живописной тщательности натюрморты с помидорами, или лиричные пейзажи с лодками, отмечены живым чувством натуры, способностью приблизить к зрителю кусочек действительности и превратить его в отдельное произведение. Конечно, автору в этом зримо помогают профессиональное владение композицией и цветовым пятном, что чрезвычайно важно, ведь в миниатюре счет идет на миллиметры.

Из произведений всех участников выставки, пожалуй, самым сильным лирическим настроением отличаются миниатюры Людмилы Убираевой. Это маленькие оконца в мир, где всё-таки царит свет, всё-таки неизбежно случается весна, ставится на подоконник расцветающая веточка дикой яблони и женщины выходят на улицу, чтобы радовать себя, природу и, конечно, художников. Работы Людмилы в жанровом смысле вполне можно назвать пленэрными — это скользящий отпечаток мгновенного впечатления, вибрирующего света и легких теней. Казалось бы, столь легкую, светоносную живопись невозможно удержать в жестких рамках миниатюры, но тем не менее она в этих рамках живет, дышит и напоминает нам, что в жизни есть и солнечная сторона улицы.

А вот работы Евгения Макеева, как и всегда, ускользают от сколько-нибудь определенного жанрового определения — это, скорее, изобразительные метафоры, знаки, пусть даже и вполне конкретные по содержанию, будь это откровенно не канонические Адам и Ева, рыбы или иллюстрации к изречениям Конфуция. И в этом художественное своеобразие его миниатюр, когда изящество рисунка, почти небрежного в своей уверенности, элегантность в раскладке цвета, сочетаются с лёгким, как бы игровым сюжетом. И когда всё это соединяется и воплощается на квадратике холста или бумаги, перед нами предстает маленькое графическое стихотворение, что-то вроде японского хайку. И в нём есть всё — состоявшаяся композиция, событие, поэзия, личная философия, а главное, присутствует сам автор — ироничный, наблюдательный, умный. В общем, такой, каким он предстает в своем «Автопортрете». Здесь Макеев с подлинным артистизмом, хотя и не без профессионального щёгольства, а при этом ещё и с оттенком самоиронии, показал возможности современного художника, которому близка и вполне по силам традиция академического искусства.

Когда заходит речь о миниатюре, то трудно предположить, что можно в этой связи вспомнить чистую абстракцию. Такова уж инертность традиции, да и вообще эстетического мышления. Но эта выставка, как я уже говорил, необычная, поэтому и появление абстракции стало возможным, благодаря работам Валерия Шапранова. Он представил впечатляющий по пластической насыщенности и цветовому напряжению коллаж из абстракций и несколько отдельных работ. Именно малый формат произведений ощутимо передаёт всю взрывную силу абстрактной живописи, всю непредсказуемую энергию линии, пятна и цвета, взятых в чистом виде.

И, наконец, ещё один эксперимент в жанре миниатюры — это фотографии Михаила Павина, который не устает, созидая новые формы и образы, ломать стереотипы фотографического искусства. Островные и индустриальные пейзажи, просто деревья, сжатые до нескольких сантиметров изображения, вдруг, если пристально в них вглядеться, предстают каким-то инопланетным ландшафтом. И возникает, справедливое, в общем-то, сомнение: так ли уж хорошо мы видим, знаем и понимаем открытый нашему взору мир, или, обладая даже стопроцентным зрением, мы бредём по жизни, словно слепцы из картины Брейгеля? Может быть, искусство миниатюры как раз и существовало веками для того, чтобы мы могли однажды действительно прозреть и новыми, чудесными глазами посмотреть вокруг.