Владимир Старовойтов. «Неотвратимость бытия, или записки спасённого»

Сегодня солнечный денёк. С юга и чуточку с запада, значит из Китая, дует ветер. Если бы он ещё круче повернул, то это был бы уже северо-западный ветер, норд-вест, и он мог бы вполне принести какой-нибудь клочок бумаги, исписанный понятным мне языком. Это так естественно в начале месяца получить от подружки привет. Короткий, как обрывок музыкальной фразы на убегающей волне радиоприемника.

Но что это было? Нэт Кинг Коул? Рэй Чарльз? Что-то блюзово-ноктюрновое, ностальгическое, что-то такое, что начинает нравиться после тридцати, то, что напоминает о несбыточном. Мелодия, которая рассказывает тебе о тебе самом, о твоей подружке, о друге или о маме. О родимом доме.

Никто не знает, откуда приходит волна, где сплетается нить, что связывает нас с другими людьми.

Потянуть её, что ли, эту нить? Натянуть, стянуть узлы? Оживить память, сделать упругими извилины мозга своего? Может, подёргать, и кто-нибудь отзовётся? Ау! Не все ещё умерли? Кто-то ведь заводит шарманку, кто-то ставит диск, выбирает тему, созвучную биению сердца.

Люди, друзья! Появитесь! Я ещё живой, настоящий, не виртуальный, и у меня есть план. Давайте дурачиться, заводиться, спорить, смеяться. Боже мой, давайте читать классиков, учить родной язык, чтобы писать письма забытым родным, старым друзьям, да и новым тоже. Это первое в моём плане. Пишите и вы мне почаще!

Давайте учить и японский, чтобы писать письма японцам. И не бояться японской и китайской грамоты, и вообще не бояться азиатов. Вперёд! Иероглифы — это почти так же легко, как разгадывать кроссворды.

Вот порог! Смелее, входите, и будем осваиваться в новом мире. Снимите туфли, тапочки, колготки, валенки — пусть дышат вольно грудь и ноги. Это ещё не Индия, здесь не жуют живьём гадюк и не глотают кобр. Ничего мудрёного — пока только креветки и шупальца актиний. Не удивляйтесь и не пугайтесь, это нежно. Это ласкающая пища, стимулирующая жизненные и творческие силы. Это передача энергии любви. От неё вы не поумнеете, но станете тоньше и деликатнее.

Как чудесно было бы не распаляться. Не возноситься. А жить тихо и смирно, упрятать свою грешную любовь глубоко в сердце. А я, как петух, павлиний царь, куриный бес, ношусь по двору и кукарекаю. Надо бы размерить степень и силу откровенности, выстроить систему видений, откровений, открытий, обнажения чувств — всматривания в собственную жизнь. Как бы изобразить бесстрастие, систематичность. Надо бы, надо бы… Но в частице этой, в частице «бы», умещается так много трупов, скелетов, мумий, пепла и праха.