Сергей Голлербах. «Красота и совершенство»

Русское слово «красота» понятие чисто живописное. Оно связано с красным цветом, хотя трудно сказать, что было первым, красный цвет или красота. Этот вопрос подобен тому, что было сначала курица или яйцо. Слово «красный» определяет у нас как цвет, так и красоту. Мы говорим, например, «красна девица» и это путает иностранцев. Один немец перевёл выражение «красна девица» как «девушка красного цвета». Многие американцы убеждены, что Красная площадь в Москве названа так потому, что красный цвет — цвет коммунистической революции и на этой площади проходили парады с красными знамёнами... А что такое «красный угол» или выражение «не красна изба углами, а красна пиронам», то это их совсем сбило бы с толку. Шальная мысль — по-гречески красное вино называется «краси». Уж не оттуда ли, из Византии вместе с религией и вином пришло к нам понятие красоты?

Во всяком случае, таков наш великий, могучий и гибкий русский язык. Поскольку я упомянул немца, не понимавшего слово «красна девица», интересно сравнить нашу красоту с таким же немецким её понятием. Красота по-немецки — Schönheit. Так, во всяком случае, мы переводим это слово. Но смысл его во многом другой. Мне приходилось слышать от филологов-германистов такое объяснение: в языке древних готов существовало слово Skoni. Оно означало законченное действие и от него в современном немецком языке произошли слова Schon (уже), Schonung (защита, сохранение в целостности) и, наконец, Schönheit, то есть что-то законченное и совершенное. Таким образом, более правильный перевод Schönheit — совершенство, а не красота. В немецком языке существует также понятие Schöne Seele, которое мы переводим как «прекрасная душа». Но в самом же деле более правильный перевод — «совершенная или полная совершенства душа». Что же человек с совершенной душой? Это человек, любящий музыку, искусство, не чуждый литературы и поэзии, воспринимающий красоты природы. В нем нет узости взглядов, он открыт новым впечатлениям. Как мы знаем, в русский язык вошло с 18-го века множество немецких слов, например бутерброт, галстух, бюстгальтер, парикмахерская и т.д. Вошло и слово «прекраснодушие», сейчас почти забытое. Но этот перевод совершенной души у нас приобрел иронический оттенок. Прекраснодушный человек — человек восторженный, даже немного наивный. Ах, цветы! Ах, пение птиц! В общем — все прекрасно в этом мире. А это, конечно, не соответствует действительности, скажут умные, опытные люди. И вот может сложиться мнение, что наше живописное понятие красоты уступает немецкому по глубине. Так ли это?

Да, отвечу я, но сразу же добавлю, что в русском языке, помимо совершенства, понятия общего, есть замечательные слова, подобно которым нет в немецком языке. Это слова «великолепие» и «благолепие». В обоих словах мы слышим корень «лепить», то есть создавать форму. Великолепие включает как зрительный, так и качественный элемент в самом великом их проявлении. Благолепной мы называем церковную службу, в которой все хорошо — и хор, и облачение духовенства, и иконы или фрески на стенах, и горящие свечи. Кроме того, есть и духовный элемент, благой для души.

Мне могут возразить, что красота — понятие не только живописное, то есть зрительное. Ведь говорим же мы «красивый голос». Да, соглашусь я снова, но сразу же добавлю, что мы имеем здесь дело с поразительным явлением: звук имеет цвет! Так думал и русский композитор Александр Скрябин и голландский художник Кеес ван Донген. Кисти последнего принадлежит картина «Сопрано» (музей Метрополитен в Нью-Йорке). Певица изображена в ярко-желтых тонах. Видимо, так звучал ее голос в цвете. Но не только это. Звук ассоциируется со вкусом и фактурой. Например, мы говорим «сладенький тенор», «бархатный баритон» и «густой бас».

С другой стороны, краски могут звучать. Например, «кричащие краски» и «глуховатые тона». Мы видим, такими образом, интересную взаимосвязь звука и цвета. Что же касается связи цвета, формы и содержания, то наши слова «великолепие» и «благолепие» выражают их наилучшим образом, превосходя красоту и Schönheit. Будем помнить эти слова.