Сергей Голлербах. «Юрий Бобрицкий»

Октябрьская революция и гражданская война, а потом Вторая мировая война вынесли за пределы России сотни и сотни тысяч русских людей. Среди эмигрантов первой волны оказалось немало выдающихся русских художников Серебряного века — Бенуа, Бакст, Добужинский, Гончарова и Ларионов, Бурлюк, Григорьев, Яковлев, Рерих, Фешин, скульпторы Издебский, Архипенко, Дерюжинский, Габо, Коненков, не говоря уже об оставшихся на Западе Кандинском, Явленском, Репине и Шагале. Вторая, послевоенная эмиграция, так называемые «перемещённые лица», оказались беднее деятелями искусства. Объясняется это тем, что многие из них успели вовремя эвакуироваться в глубь страны, а немцы оккупировали главным образом, сельские местности, ни Москва, ни Ленинград не были ими заняты. Только Киев попал по их руки. Всё же, среди этих «перемещённых лиц» оказалась небольшая группа молодых художников, только начавших своё художественное образование на родине. Попав в немецкую оккупацию, они были вывезены в Германию как рабочая сила, были освобождены союзными войсками и впоследствии эмигрировали в разные западные страны. Там и началась их профессиональная жизнь. Все они достигли разных степеней материального благополучия и успехов, причём некоторые, высоко талантливые художники, заслуживали гораздо большего признания, чем они получили. Причиной этому были личные качества человека — неумение или нежелание себя продвинуть, отвращение ко всякого рода коммерции в искусстве, иными словами сознание, что надо ценить «искусство в себе, а не себя в искусстве». Об одном таком художнике я и хочу рассказать. Звали его Юрий Викторович Бобрицкий и он был большим моим другом.

Юрий родился в 1917 году в г. Люботине на Украине и учился в Харьковском художественном институте. Затем война, депортация в Германию и освобождение американскими войсками. С 1945-го по 1949-й год Бобрицкий провёл в беженском лагере в Австрии. Там он женился на австрийской девушке, дочери богатых родителей, которая, полюбив этого красивого, высокого роста молодого мужчину и художника, вышла за него замуж. Она бросила отеческий дом, переехала к нему в лагерь и испытала на себе все «прелести» беженской жизни. Затем они с маленькой дочерью эмигрировали в Америку и поселились в Нью-Йорке.

Там, в 1950-ом году я с Юрой и познакомился. Ему было 33 года, мне — 26. Знакомство наше состоялось в мастерской шелкографии, где мы получили работу печатников. Называлась она «Хильда Ньюмен студио». Основали её немецкие евреи, бежавшие из Германии от Гитлера. Они охотно давали нам, русским беженцам, работу, понимая наше положение. В мастерской работало шесть русских художников и одна русская художница. Самым первым, получившим там работу, был Владимир Одиноков, москвич и профессиональный сценограф. Он попал в плен к немцам, остался на Западе, эмигрировал в Соединенные Штаты и поначалу работал печатником в этой мастерской. Вскоре, однако, он сдал экзамен и поступил в профсоюз работников сцены и сделал там большую карьеру. Многие годы он возглавлял сценическую мастерскую оперы Метрополитен в Нью-Йорке, работая с известным сценографом Евгением Берманом. Познакомился он там и с Марком Шагалом, который приезжал в Нью-Йорк для работы над большими панно для здания оперы. Когда я поступил в мастерскую, Одинокова там уже не было и наша группа состояла из Юрия Бобрицкого, Юрия Крыжицкого, Алексея Ермакова, Риммы Кургановой и меня. Дизайнером в мастерской был младший сын Мстислава Валериановича Добужинского Всеволод Мстиславович. Он рисовал собачьи головки, французских пуделей и парусники, которые мы печатали на галстухах и дамских блузках. Таким пролетарским было начало нашей жизни в Америке. Всеволод Мстиславович, милейший человек, художник прикладного искусства, как и его старший брат Ростислав, жили в тени своего знаменитого отца. С ним, кстати, Всеволод Мстиславович познакомил Юру и меня, когда в 1952-ом году Добужинский пролетал в Нью-Йорк ставить оперы «Борис Годунов» и «Хованщину» в опере Метрополитен. Из нашей группы в живых остались только Алексей Ермаков и Я. Алексей, как и Юрий Крыжицкий, профессиональными художниками не стали, избрав другие профессии. Большой любитель музыки, он бывал на множестве концертов выдающихся солистов нашего времени, рисовал их, сидя в первом ряду и потом брал у них автографы. В результате у него собралась большая их коллекция, которая была после его смерти передана в музей города Орла, откуда дворянская семья Крыжицких была родом. Римма Курганова вышла замуж за архитектора Нератова и стала известной художницей — иконописцем. Она скончалась в возрасте 82-х лет в 2003 году. Поэтому я остался теперь единственным человеком, который может описать начала наших творческих путей в Новом Свете.

С Юрой Бобрицким и его женой я быстро подружился. Он показал мне свои работы и я понял, что он большой талант. Школа его была, естественно, чисто русской — сугубый реализм. А в это время в Америке царил абстрактный экспрессионизм с такими светилами, как Джексон Поллок и Виллем де Кунинг. Мы испытали этот культурный шок, но подлаживаться по текущую моду никак не хотели. Однако, оставаться в рамках русского реализма нам тоже не хотелось, мы уже были «заражены» западным искусством, не столько Пикассо, сколько Матиссом, Боннаром и немецкими экспрессионистами. В Австрии Бобрицкий познакомился с рисунками Эгона Шиле и живописью Густава Климта. Он хотел учиться дальше и поступил в известную нью-йоркскую школу — Лигу студентов-художников в класс японского живописца Ясуо Куниёси. Одновременно, Юрий познакомился и с творчеством многих американских художников начала 20-го века и один из них особенно пришёлся ему по душе. То был Марсден Хартли.

Лучшие работы этого художника относятся к последнему периоду его жизни в северовосточном штате Мейн. Океан, скалы, густые хвойные леса, рыбацкие посёлки написаны были в суровой, слегка упрощённой манере с долей экспрессионизма. К этому времени Юрий Бобрицкий, переменив несколько работ, от печатника шелкографии, маляра, строительного рабочего, коммерческого художника и книжного иллюстратора (все они были кратковременны и его не удовлетворяли) поступил при помощи Владимира Одинокова в профсоюз работников сцены. Это была хорошо оплачиваемая работа, но чисто исполнительского характера. Главное её достоинство заключалось для Юрия в том, что после интенсивной работы осенью, зимой и весной, летом наступал «мёртвый» сезон и Юрий мог путешествовать месяца три. Купив машину «Фольксваген» вроде маленького автобуса, художник устроил там и мастерскую и жилище. Сначала он объездил большинство красивых штатов Америки, конечно Мейн, а так же глухие места Канады. Он много раз побывал в Мексике, а в Европе посетил Италию, Грецию, Австрию, Германию, Бельгию и Голландию. Особенно понравились ему Исландия и Норвегия. Результатом этих поездок стали великолепные серии рисунков и гуашей, в которых Бобрицкий достиг большого мастерства. Его работы могли бы украсить стены любого музея. К сожалению, этого не произошло, хотя Бобрицкий принимал участие во многих конкурсах и получал призы. Но какого-то последнего толчка, ведущего к известности, не произошло. Как я уже сказал выше, Юрий был очень скромным человеком, критически относился к своим работам и не хотел себя афишировать. С годами у него появилась неприязнь ко всем дельцам и владельцам галерей. Однажды одна из крупных и престижных галерей Нью-Йорка, Краушар галери, взяла несколько его работ «он консайнмент», то есть «на пробу» для показа клиентам. Через два месяца Юрий сказал мне, что забрал работы обратно. «А ну их, они просто взяли мои работы и они у них где-то валяются!». Я сказал ему, что он зря это сделал, нужно время, чтобы «клюнуло». Ответ у Юрия был всегда тот же: «А ну их в болото!». С таким отношением, конечно, далеко не пойдёшь.

Юрий оказался также прекрасным фотографом и часто устраивал вечера в разных клубах с показом своих «слайдов». К ним он давал свои комментарии, часть очень остроумные. В последние годы жизни увлёкся скульптурой, но в реалистическом духе. Персональные его выставки состоялись в Австрии, в Зальцбурге и в Украинском клубе в Нью-Йорке. Материально Юрий был обеспечен, у него был свой трехэтажный дом в городке Бронксвиль к северу от Нью-Йорка. Там он часто собирал друзей, он и его жена Ильза были гостеприимными, радушными хозяевами. В саду у них стояла скульптура — громадное ребро кита, которое Юрий привёз из штата Мейн.

Юрий Бобрицкий скончался в 1998 году 81-го года от роду. Как жаль, что это замечательный художник не получил заслуженного им признания. Горькая истина гласит, что признание часто приходит посмертно. Надо надеяться, что это с годами и произойдёт и его работы украсят стены музеев на Украине и в России.